Бездарный художник сидит и выдумывает, как бы ухитриться написать картину, какие бы формы взять, чтобы не показаться устарелым или новизной критиков не раздражить: они этого не любят.

И псевдотворческий путь бездарности чертит осторожную кривую…

Осторожность — самый типичный признак бездарности. Ее лакейское клеймо. А критики смотрят — не нарадуются: «Вот, говорят, — культурный художник!»

Творчество — величайший акт презрения ко всему, что извне и изнутри нас, к очевидности, и величайший акт внимания к тому, что намечается, грядет.

Творит только тот, кто предчувствует себя новым, не похожим ни на что.

Чтобы дать гениальное, нужны наличность величайшей остроты сознания реального и исключительная сила воли для того, чтобы, отрекаясь от прошлого, не смешать его ложного, одряхлевшего образа с возникающим новым.

Гениальное — удельный вес того, что есть подлинная жизненность.

Критика больше всего боится того, что «ни на что не похоже».

Она оперирует старым материалом, сидя в покойном кресле с высокой спинкой.

Самое большое удовлетворение в творчестве — быть ни на что не похожим.

Самое острое состояние — возмущение изжитым.

Меняется не только техника, меняется эстетическая психология в целом, но критики этого сразу никогда не замечают. Они путаются в деталях различий и аналогий, прилаживая новое к старому, никак не могут получить ничего целого.

«Если бы такой-то да поучился немного у другого, да заимствовал кое-что у третьего, из него бы толк вышел!» Вышел бы «культурный» художник!

Но бывает безвыходное положение у критиков, когда им приходится, делая умное лицо, говорить или писать о том, в ни черта не понимают.

О футуризме болтать можно.

Последняя точка над i, разлом старого мира, но еще не выход из его рамок.

Правда, целого человека в картине не найдешь, но можно обрести какую-нибудь из конечностей и на ней отвести душу.

Попробуйте-ка с супрематизмом! Ни руки, ни ноги! Квадрат в пространстве!

Без указания на его отношение к законам тяготения!

И для чего это понадобилось писать такие вещи?! Таких вещей ни за границей, ни у Сергея Ивановича Щукина.

Такие вещи ни на что не похожи!

И критики важно и авторитетно заявляют, что это-де не совсем искусство. Это — «лабораторные опыты».

Но полной уверенности в своих словах у них уже нет — чувствуют победу за новым искусством, да и публика стала как будто не та: начинает больше верить художникам.

Обругаешь, да, не ровен час, придется взять свои слова обратно.

Критика только этим, собственно говоря, и занималась.

Прокуратура, а не критика.

Были ли такие случаи, чтобы наши критики сразу оценили и поддержали выдающееся и самобытное дарование или направление в нашем искусстве?

Заморское им импонирует.

И стыдно смотреть на это отсутствие такта и самоуважения, с которым они забегают перед Западом и оплевывают или умалчивают обо всем том самобытном, чем ценно наше родное искусство.

Товарищи критики, хорошо бы вам быть самим на себя непохожими!!!